Хронологические рамки и основная внешнеполитическая проблематика этапа Б. Ельцина – Е. Примакова

К концу 90-х гг. становится ясно, что необходимо учитывать национальные приоритеты, специфику и интересы, не следует слепо копировать западную модель, но и отказываться от нее полностью не стоит.

1996 г. ознаменовался совершенно новым подходом, в связи с приходом на пост главы МИД Примакова Е.М. С 1996 по 1998 г. большой акцент начинает делаться на национальные интересы страны. Но понятие самих национальных интересов и их сущность сформировалась только в Концепции национальной безопасности 1997 г. [Концепция национальной безопасности 1997 года].

Новый вектор опирался на то, что не только Запад является приоритетным. Возникла дискуссия: каково приоритетное направление во внешней политике РФ (Запад, Восток или свой путь). Эта дискуссия была связана напрямую с определением системы ценностей нового российского государства.

В этом контексте Кремль стремился сохранить свое влияние в постсоветской географии в рамках «Доктрины ближней периферии», известной также как «Доктрина Примакова». Таким образом, Россия придерживается стратегии, направленной на предотвращение формирования прозападных правительств в странах бывшего СССР. С другой стороны, США, рассматривающие усиление своего влияния в евразийской географии как необходимое условие своего глобального лидерства, с одной стороны, пытались обеспечить формирование прозападных режимов на постсоветском пространстве путем поддержки цветных революций, а с другой — поощряли политику расширения НАТО на восток, нарушая гарантии, данные России после окончания холодной войны. Новизна этого подхода состояла в переходе Москвы к более активной защите своих интересов, особенно в случаях, когда те ущемлялись или оказывались под угрозой в силу естественного хода исторических событий или бывали недоучтенными теми влиятельными державами, которые могли более результативно, чем Россия, влиять на мировые процессы.

Соединенные Штаты стремились навязать свой национальный интерес в качестве общемирового. Россия считала важным сопротивляться США, следя за тем, чтобы в ходе этого «перетягивания канатов» не выйти за рамки партнерства с Вашингтоном. Уровни партнерства периодически колебались, то снижаясь, то повышаясь снова. Но амплитуда колебаний оставалась «в пределах нормы».

Внешняя политика России второй половины 1990-х годов перестала основываться на «демократической солидарности». Запад не проявил «солидарности» с потребностями России, а сама она, отчасти утратив под грузом внутренних неурядиц статус великой державы, потеряла многие сферы влияния в зоне естественных экономических тяготений у своих границ. Слово «демократизация» в бытовом сознании срослось с представлениями о децентрализации, сепаратизме и угрозе нового распада. В такой ситуации внешнеполитическую доктрину требовалось переформулировать.

Концептуальный смысл российской внешней политики второй половины 1990-х годов лучше всего передает словосочетание «избирательное партнерство». Эта концепция ориентировала на предпочтительность сотрудничества с США и ЕС, однако она акцентировала настрой России на упорный переговорный торг с Западом, отстаивание своего мнения и права самостоятельно определять, в каких случаях ей быть заодно с западными партнерами, а в каких необходимо дистанцироваться от них.

Россия и Запад под давлением опыта отношений в 1990-х годах не только избавлялись от взаимных иллюзий, но и одновременно удерживали отношения в неконфронтационном русле. В 2000 году опыт российско-натовского взаимодействия во второй половине 1990-х годов был обобщен в российской внешнеполитической доктрине второго поколения, суть которой была выдержана в духе «избирательного партнерства». Это было отказом от оглашенного прежде либерального государственничества в пользу сдержанного государственничества («избирательного патриотизма»). Конкретно о точных рубежах «сдержанного национализма» ничего сказано не было, но было ясно: в политической элите «либералов» и «государственников» стало примерно поровну.

Новый подход, сложившийся в этот период, сохранился и при И.С.Иванове, ставшем министром иностранных дел осенью 1998 года после назначения Е.М.Примакова премьер-министром.

Событийная сторона внешней политики тех лет отражает двойственность, заключенную в «избирательном партнерстве». С одной стороны, эмоциональные протесты против планов расширения НАТО, с другой — подписание в 1997 году в Париже Основополагающего акта Россия – НАТО, который представлял собой программу адаптации России к этому расширению. С одной стороны, острые дипломатические трения в связи с интервенциями НАТО в Косово в 1998-1999 годах, с другой – отказ от переноса дипломатических разногласий по Балканам на другие сферы отношений России с Западом. С одной стороны, разговоры о необходимости содействовать многополярности, с другой – движение к положению полноправного члена «Группы восьми», в которой США по-прежнему остаются наиболее влиятельной силой.

Была найдена формула внешней политики, которая одновременно являлась и прагматичной, и принципиальной. Принципиальной — поскольку не ставила под сомнения вектор партнерства с Западом. Прагматичной — так как логика «избирательности» (сопротивления или партнерства) придавала политике необходимую гибкость. Россия поддерживала США и ЕС в одних ситуациях и уклонялась от их поддержки в других.

Избирательность определялась национальным интересом. Но веер возможностей, из которых считалось допустимым выбирать, был ограничен ориентацией на сотрудничество с США и ЕС. При руководстве И.С.Иванова российская дипломатия не посягала на крупные идейно-философские новации. Ее задачей было балансирование между нараставшим раздражением против самоуверенности США и пониманием неподготовленности ни одной страны мира к попыткам умерить американские амбиции.